«Бред сивой кобылы, — и переключил телевизор на следующий канал. — Где же это благосостояние, если народ от нищеты весь в криминал ударился. Мать родную готовы за копейку убить… Головы людям, словно курам, режут без зазрения совести. Советская власть, хоть и считается по нынешним временам плохой и недемократичной, но такого бардака и криминала не допускала. Куда ей!»

Но и на следующем канале было то же самое. Импозантный телеведущий Доренко Сергей, как соловей кукушку в басне Крылова, без всякого стеснения расхваливал русского олигарха и гениального предпринимателя Березовского Бориса Абрамовича, которому, ах, какая беда, в последнее время российские спецслужбы стали ставить палки в колеса! Даже секретный заговор в отношении его умыслили с целью физического устранения и ликвидации.

«Не верите? — вопрошал с экрана таинственно ведущий, — да ко мне этой ночью честные и неподкупные чекисты прибегали — и крупным планом физиономии «чекистов» на домашней кухне при свете свечи — они отказываются лишать жизни Бориса Абрамовича! Вот, так-то!»

«Отлично! Можно считать, что новости я посмотрел, — отключил телевизор Алелин. — Прощай, глобальные проблемы! Займемся-ка мы мелкими текущими делами. Без всех этих Доренко, Кириченко с их Ефимовичами, Абрамовичами и другими еврохохловичами».

Взглянул на настольные часы — подарок областного руководства по случаю очередной годовщины милиции. Пора было отзваниваться в городское УВД, докладывать об оперативной обстановке за прошедшие сутки, а также о продвижении дела по раскрытию и расследованию покушения на убийство Смирнова — дело было взято на контроль начальником УВД Окелем Вадимом Фридриховичем, полковником милиции, сменившем на этом посту Колаева Николая Михайловича.

Позвонил. Доложил.

— Это хорошо, что подрез Смирнова раскрыт, — выслушав доклад, сухо отреагировал Окель, — но когда же раскроете двойное убийство? Когда?

— Работаем, товарищ полковник.

— Плохо работаете, товарищ подполковник! — по-прежнему сухо констатировал начальник УВД и положил трубку, так как сразу послышались характерные сигналы — короткие гудки.

Поговорили.

Даже очень продуктивно и душевно. Начальство — оно везде начальство. Даже в Африке, даже на Чукотке… И не любит сантименты с подчиненными разводить. Тем более в милиции. Какие тут могут быть сантименты?.. Но настроение ухудшилось. Очень ухудшилось.

Достал из сейфа агентурное сообщение Сапы. Прочел. Снова положил в сейф. Стал читать материалы выделенного дела.

«Ну, что ж, зацепка для беседы с Крюком есть, — подумал он, проанализировав полученную информацию, — и не только для беседы, но и вербовки. Посмотрим…»

Алелин Виктор Петрович хоть последние годы и находился на руководящей работе, но оперский дух в нем не угас. Враз оценил обстановку для возможной вербовки очередного информатора.

Нажал тумблер связи с дежурной частью.

— Слушаю, — раздался из динамика голос оперативного дежурного Кулинича.

— Заступаете, Александр Иванович? — поинтересовался Алелин, имея в виду не только оперативного дежурного, но и всю следственно-оперативную группу, весь наряд.

— Да, Виктор Петрович, — был лаконичен Кулинич.

— Там ребята из розыска еще в ИВС за подозреваемыми не уехали?

— Еще нет. Только оружие получают. А что?

— Напомните им: как привезут подозреваемых, то пусть Крючкова ко мне в кабинет доставят. Хочу лично с ним побеседовать.

— Хорошо.

— Дежурство принял? — переключился на другую тему Алелин, ближе к текущему моменту.

— Принимаю, — отозвался Кулинич.

— Как примешь, старый и новый наряд ко мне в кабинет… на разбор прошлого дежурства и инструктаж нового наряда.

— Есть.

То обстоятельство, что дежурным по отделу заступал Кулинич, вновь приподняло настроение и затушевало горьковатый осадок от общения с Окелем.

Майор Кулинич был самый опытный дежурный в отделе. Опытным и серьезным. На него можно было положиться. Сам ляпа не допустит, и других от необдуманных поступков удержит. Да и оперативной обстановкой на территории обслуживания владел, дай Бог каждому!

Совсем недавно ушли на пенсию Цупров Петр Петрович и Смехов Юрий Николаевич — старые кадры, перешедшие еще из Промышленного РОВД, знавшие в лицо не только руководителей города, но и чуть ли не всех судимых, семейных дебоширов, алкоголиков и хулиганов. Причем в нескольких поколений, от дедов до внуков. Сказывалась старая школа, когда сотрудники десятилетиями работали на одном месте, а не прыгали как блохи из одного отдела в другой, с одной службы в другую.

Но вот подошло время — и проводили их с честью на заслуженный отдых. А на их место пришли другие сотрудники, помоложе и пообразованней, хотя с опытом уступающим ветеранскому, но опыт — дело наживное. В основном, из участковых. Тот же Кулинич, тот же Сидоров Владимир Иванович. Попробовал Сидоров свои силы на следствии и не захотел оставаться следователем — не любил возиться с бумагами. Перевелся в дежурную часть.

Рабочий день, меж тем, входил в обычный ритм. Почти беспрерывно звонили телефоны, заскакивали сотрудники: кто какой-то вопрос согласовать, кто бумаги подписать.

Зашел Кулинич. Доложил, что наряды, старый и новый, для смены прибыли.

Произвел разбор «полетов», проинструктировал заступающую смену. Сменил наряды.

Позвонил председатель промышленного суда Жеребцов Юрий Сергеевич, сообщил, что «пробуксовывает» дело по обвинению Сорокина Максима, так как свидетели не являются в суд. И судья Оловников грозится возвратить его на доследование. «Дос» или «доследка» — в первую очередь головная боль следствия — их за это «секут» нещадно, так как это их брак в работе. Однако и на отдел от очередного возвращения дела на доследование изрядный «ком грязи» ложится: на каждом оперативном совещании в нос тыкать будут. Заверил, что примет меры и обеспечит явку свидетелей.

Настроение упало.

Позвонил сам прокурору. Получил добро на арест фигурантов по делу Смирнова. Хоть это и дело следователя, решать вопросы об аресте, но помочь следователю никогда не помешает. Надо же знать возможную перспективу развития следствия. Следователи, хоть и считаются процессуально независящим органом, но контроль и за ними лишним не будет.

Настроение приподнялось.

Постучавшись, зашел водитель с дежурного автомобиля. Доложил, что «полетело» сцепление. Отчитал, как следует. Только ругай не ругай, а ремонтировать надо и надо искать спонсоров, чтобы оплатили ремонт. При УВД хоть и имеется и гараж, и специальная служба, отвечающая за ремонт техники, и даже целый отдел службы тыла во главе с заместителем начальника УВД в должности полковника, но ремонтировать отделовский автотранспорт приходилось своими силами. Не было в УВД средств и запчастей для отделов милиции. Дай Бог, УВДешный транспорт успевать ремонтировать!

Настроение устремилось в сторону «минуса».

Но вот Кулинич сообщил, что подозреваемые доставлены, а Крючкова, как и просил, уже ведут к нему — и настроение повернуло опять в положительную сторону.

Ничего не поделаешь — работа. Милицейская работа! Обыкновенная, будничная, нервная, состоящая из плюсов и минусов, из бесконечных хлопот, забот и редких радостных минут.

— Ну что, Крючок, давно не виделись, — встретил он появление Крючкова в кабинете. — Садись, — специально употребил это слово, а не принятое в милиции «присаживайся», — на стул и рассказывай, как до такой жизни докатился. А вы, товарищ лейтенант, — обратился к участковому, доставившему Крюка и, по-видимому, дежурившему а составе СОГ, — свободны. Мы тут, как старые знакомые, с глазу на глаз побеседуем, молодость свою вспомним, общих знакомых… Будешь нужен, вызову через дежурного.

Участковый развернулся и ушел, прикрыв за собой обе двери.

— Сесть я всегда успею, — насупился Крюк, — я лучше присяду…

— Скорее всего, сядешь, — не изменил своей точки зрения на дальнейшую судьбу Крючкова Алелин, однако произнес это без угрозы, скорее с сожалением взрослого, умудренного опытом человека по отношению к нашкодившему подростку. — Рассказывай!